Север Гансовский - Надежда [Рассказы и повести]

Кларенс не ответил. Конечно, так не должно быть. Но что может сделать один человек!

Утром в газете он зашел к начальнику отдела объявлений и сказал, что на место Люси можно взять человека, так как жена уехала к матери. Ему дали записку к кассиру, и он получил причитавшиеся ей за несколько рабочих дней деньги.

Это было началом расчета с газетой. На всякий случай он решил о себе пока ничего не говорить. Может быть, ему придется пробыть в городе еще некоторое время. А деньги теперь были очень нужны. Кто знает, сколько времени они пробудут без работы там, в Минесоте!

Сразу после окончания рабочего дня Кларенс отправился разыскивать профсоюз швейников.

После недолгих поисков он остановился у ворот пятиэтажного нештукатуренного дома. Краткая надпись на жестяной доске удостоверяла, что профсоюз швейников помещается во втором дворе направо, на четвертом этаже.

Лифта здесь не было. По лестнице вверх и вниз шло множество людей.

Когда Кларенс добрался до четвертого этажа, он почувствовал, что устал. Устал не от подъема по крутой, плохо освещенной лестнице, а от жизни вообще. Плохо выкрашенные стены с обвалившейся штукатуркой, ржавые перила, сор и бумажки на ступенях — всё это говорило о том, что дела швейников шли не блестяще. Если верить адвокату, с которым он разговаривал несколько дней назад, — для процесса нужны были деньги. А как раз деньгами и не пахло в этом доме.

Профсоюз располагался в нескольких низких и плотно набитых народом комнатах. Так как все здесь кричали и говорили одновременно, в комнатах стоял гул, прерываемый только частыми телефонными звонками. Столы, за которыми сидели работники профсоюза, были окружены людьми.

Кларенс долго не мог решить, к кому обратиться. Наконец он остановил худенькую девушку, пробегавшую мимо него с кипой каких-то листков в руках.

— С кем бы я мог поговорить здесь по важному делу?

Девушка подозрительно оглядела его.

— Вы с фабрики?

— Нет.

— А откуда?

— Я, — Кларенс замялся, — я из газеты.

— Из какой газеты?

— Из «Независимой».

— Из «Независимой»!

Взгляд девушки стал еще более подозрителен.

— А что вам тут надо?

— Мне нужно поговорить по важному делу, — сказал Кларенс, теряя терпенье. — Не буду же я вам прямо тут объяснять.

— Ну хорошо. — Дернув головой, девушка откинула со лба волосы. — Пройдите к Хастону. — Она показала на притворенную дверь.

Хастон был, очевидно, одним из руководителей профсоюза.

Кларенс отворил дверь и очутился в небольшой комнате с голыми стенами и двумя некрашенными столами.

За одним из них сидел высокого роста сутулый мужчина с бледным, утомленным лицом. На столе у него в груде бумаг стоял телефон. Мужчина что-то торопливо писал.

После набитых народом других комнат здесь, казалось, было спокойнее, но этот покой тоже был относителен.

За спиной Кларенса стукнула дверь, и, оттолкнув репортера, в комнату ворвался дюжий мужчина в комбинезоне.

— У меня не хватает людей на железную дорогу, — заявил он, подходя к столу. — Наши все пошли за продуктами.

Хастон поднял голову. У него были большие, глубоко сидящие глаза.

— Возьми у Блука, — сказал он, подумав. — Он мне сам предлагал.

Мужчина в комбинезоне поспешно вышел, но вместо него появилась пожилая женщина. Разговор пошел о выдаче пособий.

Кларенс вспомнил, что профсоюз проводил сидячую забастовку на фабрике готового платья в пригороде. Об этом писали в утренних газетах.

Так как к Хастону заходили непрерывно, Кларенс простоял посреди комнаты несколько минут. Наконец тот заметил репортера и пригласил его сесть к столу.

Комната напоминала Кларенсу вокзал. Кроме ежеминутно входящих и выходящих людей то и дело звонил телефон.

Кларенс понял, что из его планов ничего не выйдет. У профсоюза по горло своих собственных дел. Но уходить, ничего не сказав, не было смысла. В конце концов это его последняя надежда.

— Я вас слушаю, — сказал Хастон, поговорив с женщиной. На лице у него было нетерпение.

— Я по поводу положения в порту, — нерешительно начал Кларенс.

Хастон кивнул ему, приглашая продолжать.

— Дело в том, что ко мне в руки попали некоторые материалы, характеризующие деятельность гангстеров.

— А вы сами откуда? — перебил его Хастон.

— Из «Независимой». Работаю там в городском отделе. Но я сейчас не от редакции.

При упоминании названия газеты брови Хастона чуть-чуть приподнялись. Затем он снова кивнул.

Кларенс начал рассказывать, начав с дела Каталони. Хастон слушал его, то и дело снимая телефонную трубку.

Один раз репортера прервали надолго. Сгорбленный старик с ревматическими руками спрашивал Хастона.

— Так, значит, просить, чтобы мне снизили плату на пять долларов? Самому просить?

— Ну, конечно, — объяснил Хастон. — Если у тебя будет меньше 75 долларов, будешь получать пенсию. Если нет, — не будешь. Теряешь пять долларов, а выигрываешь сорок.

— Так что же я буду делать на сто тридцать? Нас шесть человек?

— Ничего не поделаешь. Такой закон.

Старик ушел, и Кларенс принялся рассказывать дальше. Он уже сам потерял веру в то, что профсоюз должен заняться этим, и сбился с нити своего повествования. Хастон то и дело брался за телефон, который звонил почти непрерывно.

Когда Хастон два раза сам набрал номер, чтобы сказать кому-то, что угля всё равно не будет, а затем принялся записывать что-то на своем листке, Кларенс со внезапно вспыхнувшей злобой спросил его, слушает он или нет.

— А что же я делаю? — удивился Хастон. — Рассказывайте дальше.

Кларенс откинулся на спинку стула. Второй раз за этот день он почувствовал смертельную усталость и разочарование. Он видел, что Хастон едва слушает его, и ему хотелось встать и уйти. Но это было бы глупо. Надо хотя бы довести рассказ до конца. Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, он рассказал о своих скитаниях по адвокатам.

— Всё?

Хастон не поднимал головы, продолжая записывать что-то свое. Кларенс хотел еще рассказать о ночном посещении бандитов, но махнул рукой.

— Всё.

Около минуты Хастон продолжал свою запись. Потом, не глядя на Кларенса, он поспешно набрал на вертушке номер.

— … Руфь?.. Скажи Медиссону, чтобы он сейчас ко мне приехал… Да, прямо сейчас. Ну да, я же тебе говорю, что сразу.

Он встал, подошел к двери и отворил ее.

— Мери! Позови сюда Стила. Он где-то здесь. И Боринский пусть придет. Только давай скорее.

Затем он снова вернулся к столу и взялся за телефон. Вызвав ту же Мери, он сказал ей, чтобы она разыскала адвоката и прислала его.

— Нет, не Саймингтона, а нового. Саймингтон пусть сидит на исках. — Он положил трубку и набрал новый номер. — Проходная?.. Это Хастон… Скажи Грегори, чтобы он пригнал сюда свой «Форд». Сразу, как освободится. Может быть, сегодня придется съездить в порт и еще кое-куда…

Кларенс слушал его, еще не совсем понимая, не вполне веря тому, что происходило у него перед глазами. Он почувствовал, что в нем поднимается и растет какое-то великое торжество. У него было такое ощущение, будто после долгих блужданий по темным зловонным подвалам он неожиданно увидел солнечный луч — один, другой, третий и вдруг вышел, наконец, на поверхность, где сияет солнце и несется свежий ветер. Каждое из событий последних двух недель — посещение Розиты Каталони, разговор с Бенсоном, его смерть, встреча с Петухом и ночной приход бандитов, каждое из этих событий как будто задергивало мир какой-то темной пленкой. Эти пленки накладывались одна на другую и в конце концов совсем закрыли от него солнце. Но теперь этот черный занавес был разом прорван, и лучи света брызнули прямо ему в глаза.

Черт побери! Они собирались заняться этим делом. И они уже взялись за него. Взялись, не сомневаясь и не колеблясь.

Нет, еще не всё потеряно. Его страна не погибла, и есть для чего жить…

— Список людей, который вам дал Бенсон, у вас с собой? — спросил Хастон, продолжая что-то записывать.

— С собой.

— А его показания?

— У меня здесь копия, а тот экземпляр, где он поставил отпечатки пальцев, у главного редактора.

Хастон поморщился.

— Это хуже. Ну ладно. Вы посидите пока. Соберется народ, обсудим план действий.

Его прервала девушка, которая принесла несколько листков на подпись.

Затем входили еще другие люди. Некоторые, поговорив с Хастоном, уходили. Другие, кивнув ему и мельком взглянув на Кларенса, присаживались на стулья или на подоконник, вполголоса переговариваясь.

Телефон продолжал беспрерывно звонить, за дверью комнаты стоял тот же гул, но всё это уже не раздражало репортера. Он сидел, откинувшись на спинку стула и наслаждаясь уже давно не посещавшим его чувством покоя. Дело сдвинулось. Оно пошло.